Николай Степанович Гумилёв. Жизнь и творчество русского поэта. Стихотворение Два сна

Николай Степанович Гумилёв
Стихотворение Два сна
 
                I
 
 Весь двор усыпан песком,
 Цветами редкосными вышит,
 За ним сиял высоки дом
 Своей эмалевою крышей.
 
 А за стеной из тростника,
 Работы тщательной и тонкой,
 Шумела Желтая река,
 И пели лодочники звонко.
 
 Лай-Це ступила на песок,
 Обвороженная сияньем,
 В лицо ей веял ветерок
 Неведомым благоуханьем.
 
 Как будто первый раз на свет
 Она взглянула, веял ветер,
 Хотя уж целых десять лет
 Она жила на этом свете.
 
 И благонравное дитя
 Ступало тихо, как во храме,
 Совсем неслышно шелестя
 Кроваво-красными шелками.
 
 Когда, как будто принесен
 Из-под земли, раздался рокот.
 Старинный бронзовый дракон
 Ворчал на каменных воротах:
 
 «Я пять столетий здесь стою,
 А простою еще и десять,
 Судьбу тревожную мою
 Как следует мне надо взвесить.
 
 Одни и те же на крыльце
 Китаечки и китайчонки,
 Я помню бабушку Лай-Це,
 Когда она была девчонкой.
 
 Одной приснится страшный сон,
 Другая влюбится в поэта,
 А я, семейный их дракон,
 Я должен отвечать за это?»
 
 Его огромные усы
 Торчали, тучу разрезая,
 Две тоненькие стрекозы
 На них сидели, отдыхая.
 
 Он смолк, заслыша тихий зов,
 Лай-Це умильные моленья:
 «Из персековых лепестков
 Пусть нынче мне дадут варенья!
 
 Пусть в куче розовых камней
 Я камень с дырочкой отрою,
 И пусть придет ко мне Тен-Вей
 Играть до вечера со мною!»
 
 При посторонних не любил
 Произносить дракон ни слова,
 А в это время подходил
 К ним мальчуган большеголовый.
 
 С Лай-Це играл он во дворцы
 Стояли средь одной долины,
 И были дружны их отцы,
 Ученейшие мандарины.
 
 Дракон немедленно забыт,
 Лай-Це помчалась за Тен-Веем,
 Туда, где озеро блестит,
 Павлины ходят по аллеям,
 
 А в павильонах из стекла,
 Кругом обсаженных цветами,
 Собачек жирных для стола
 Откармливают пирожками.
 
 «Скорей, скорей, — кричал Тен-Вей, —
 За садом в подземельи хмуром
 Посажен связанный злодей,
 За дерзость прозванный Манчжуром.
 
 Китай хотел он разорить,
 Но оказался между пленных,
 Я должен с ним поговорить
 О приключениях военных».
 
 Пред ними старый водоём,
 А из него, как два алмаза,
 Сияют сумрачным огнём
 Два кровью налитые глаза.
 
 В широкой рыжей бороде
 Шнурками пряди перевиты,
 По пояс погружён в воде,
 Сидел разбойник знаменитый.
 
 Он крикнул: «Горе, горе всем!
 Не посадить меня им на кол,
 А эту девочку я съем,
 Чтобы отец её оплакал!»
 
 Тен-Вей, стоявший впереди,
 Высоко поднял меч картонный:
 «А если так, то выходи
 Ко мне, грабитель потаённый!
 
 Борись со мною грудь на грудь,
 Увидишь, как тебя я кину!»
 И хочет дверь он отомкнуть,
 Задвижку хочет отодвинуть.
 
 На отвратительном лице
 Манчжура радость засияла,
 Оцепенелая Лай-Це
 Молчит — лишь миг, и всё пропало.
 
 И вдруг испуганный Тен-Вей
 Схватился за уши руками...
 Кто дёрнул их? Его ушей
 Не драть так сильно даже маме.
 
 А две большие полосы
 Дрожали в зелени газона,
 То тень отбросили усы
 Назад летящего дракона.
 
 А дома в этот миг за стол
 Садятся оба мандарина
 И между них старик, посол
 Из отдалённого Тонкина.
 
 Из ста семидесяти блюд
 Обед закончен, и беседу
 Изящную друзья ведут,
 Как дополнение к обеду.
 
 Слуга приводит к ним детей,
 Лай-Це с поклоном исчезает,
 Но успокоенный Тен-Вей
 Стихи старинные читает.
 
 И гости по доске стола
 Их такт отстукивают сами
 Блестящими, как зеркала,
 Полуаршинными ногтями.
 
 Стихи, прочитанные Тен-Веем
 
 Луна уже покинула утёсы,
 Прозрачным море золотом полно,
 И пьют друзья на лодке остроносой,
 Не торопясь, горячее вино.
 
 Смотря, как тучи лёгкие проходят
 Сквозь лунный столб, что в море отражён,
 Одни из них мечтательно находят,
 Что это поезд богдыханских жён;
 
 Другие верят — это к рощам рая
 Уходят тени набожных людей;
 А третьи с ними спорят, утверждая,
 Что это караваны лебедей.
 
 ________________________
 
 Тей-Вей окончил, и посол
 Уж рот раскрыл, готов к вопросу,
 Когда ударили о стол
 Цветок, в его вплетённый косу.
 
 С недоуменьем на лице
 Он обернулся приседая,
 Смеётся перед ним Лай-Це,
 Легка, как серна молодая.
 
 «Я не могу читать стихов,
 Но вас порадовать хотела
 И самый яркий из цветов
 Вплела вам в косу, как умела».
 
 Отец молчит, смущён и зол
 На шалость дочки темнокудрой,
 Но улыбается посол
 Улыбкой ясною и мудрой.
 
 «Здесь, в мире горестей и бед,
 В наш век и войн и революций,
 Милей забав ребячих - нет,
 Нет грубже - так учил Конфуций».